Дороги Валлиона - Страница 68


К оглавлению

68

Поэтому я все больше болталась по лесам, с каждым днем забираясь все глубже за запад в поисках работы. Но ехала чаще не по хорошей дороге, а поодаль, холмами да оврагами, чтобы лишний раз не светиться. Искала дорожные столбы с объявками, время от времени расспрашивала словоохотливых прохожих. Заходила в деревни. С любопытством, но уже без прежнего интереса смотрела за бытом крестьян и сравнивала с теми сведениями, которые успела добыть в Горечах и Заречье. Что-то неодобрительно отмечала, на что-то довольно кивала. На женщин старалась не смотреть, потому что каждый раз при мысли о своем собственном положении становилось неприятно. Но еще и потому, что слишком пристальный взгляд на чужую супругу мне-охотнику, выглядящей в глазах подавляющего большинства мужчиной, грозил грубый разговор, а то и поединок с оскорбленным мужем: к браку тут относились крайне серьезно. И если мужу еще позволялось окидывать заинтересованным взглядом хорошеньких девушек, то на замужнюю даму – ни-ни, даже подмигнуть было оскорбительно. Не говоря уж о том, что самим женщинам не дозволялось даже взгляда поднять на незнакомого мужчину, если только он сам не подойдет и о чем-нибудь вежливо (за грубость мог тут же получить по морде от первого же встреченного родственника дамы) не спросит.

Иными словами, местный институт брака сковывал женское население по рукам и ногам. Тогда как блуд официально наказывался. Причем, что опять несправедливо, муж мог отделаться за прелюбодеяние каким-нибудь штрафом, тогда как жена подлежала прилюдному позору и могла получить от обманутого супруга заслуженного тумака. После которого (при том, что в целом домашнее насилие резко осуждалось) за неосторожную женщину никто даже не надумает вступиться. Короче, рабство. И полнейшее бесправие, которое дамы порешительнее и поухватистее с лихвой восполняли домашней тиранией.

И это тоже, кстати, было в порядке вещей.

Скажем, на людях муж мог орать и угрожать жене хоть палкой, но дома… если, конечно, он не был абсолютным и законченным ублюдком, а она имела хотя бы капельку мозгов… жена отыгрывалась за прилюдную покорность по полной программе. А порой, случалось, и скалку в руки брала, если дражайший супруг соизволял заползти под утро по дороге из ближайшего трактира в совершенно невменяемом состоянии.

И это тоже, как ни странно, принималось обществом, как данность.

В общем, удивительный по силе парадокс. Но я, как ни старалась, так и не смогла понять, почему в Валлионе все так странно и непонятно сложилось. С одной стороны, полное подчинение, бесправие и всеобщее потакание доминирующей позиции мужского пола, нередко выставляемой напоказ. А с другой – полная противоположность, тщательно хранимая и укрываемая за дверьми домов и закрытыми ставнями. О которой, разумеется, все отлично знали, но предпочитали делать вид, что ничего не замечают.

И лишь одна категория женщин в этом мире могла позволить себе все, что угодно – открыто улыбаться всем подряд, ходить с непокрытой головой, носить распущенные волосы и вообще, никому не подчиняться. Кроме своих суровых «мамок» и курирующих их представителей теневого слоя.

Если кто не понял, то я говорю о путанах.

Таковых тут насчитывалось немало: «древнейшая профессия» всегда была прибыльной и до отвращения простой. Туда никто и никого силком не тащил – добровольцев и без того хватало. Путаны пользовались массой привилегий по сравнению с обычными горожанками и даже по сравнению со знатными дамами, чье поведение, оказывается, тоже было строго регламентировано и расписано чуть ли не по слогам. Другое дело, что к путанам и отношение было иным, и уважением, как следовало ожидать, они никогда не пользовались. Что, разумеется, не мешало им свободно демонстрировать свои прелести и, в рамках отведенного им заведения, творить абсолютно все, что только может придумать падшая женщина, желающая завлечь ищущего острых ощущений мужчину.

Размышляя на эту тему после встречи с одной из таких дамочек в какой-то из особенно крупных деревень, я в какой-то момент поймала себя на мысли, что мы чем-то с ними похожи. Потому что я тоже своим поведением бросала вызов всему этому обществу. Только, в отличие от них, мой вызов был скрытым, надежно спрятанным под маской Фантома и железным шлемом, без которого я даже на дорогу больше не выезжала. А с некоторых пор и ткань с лица не снимала, потому что народу с каждым днем вокруг становилось все больше и больше, и в этом определенно чувствовалась близость крупного города.

Пару раз мне удавалось наткнуться на терроризирующих крестьян неопытных тикс, с которыми получалось расправиться быстро и безболезненно. Однажды я своими глазами увидела зеленую фанру – небольшую ящерицу с кровожадными наклонностями и крайне прочным костяным доспехом, который взял без труда лишь мой безотказный Эриол. В какой-то деревеньке я самолично пришибла ленивую, зазря позарившуюся на приманку, стокку. Смахнув ей голову, едва Тварь высунулась из норы, даже не погнушалась достать ее оттуда целиком. Подивилась тому, что змеи могу вырастать до таких размеров, и почти сразу забыла. Да и чего ее разглядывать? Дело свое она сделала и больше уже не нужна.

Целыми сутками мы с Лином неустанно рыскали по окрестностям в поисках не увиденных рейзерами, случайно приблудившихся Тварей. Кружили по полям, уже не надеясь на помощь деревенских. Обнюхивали овраги. Спускались к болотам, мокли в реках. Но Тварей, что удивительно, было немного. Так, раз в полдюжины дней попадется какая-нибудь мелочь, а потом снова тихо, как в могиле.

68