Мы оскалились с Тварью почти одновременно. И, наверное, с совершенно одинаковыми чувствами по отношению друг к другу. Злые мы были. Очень и очень злые. Она – потому, что я испортила ей хорошую Ночь, отвлекая от едва народившихся деток (Хас ведь, наверное, именно это имел в виду, когда говорил, что Ночь – действительно ЕЕ?). А я – за то, что по ее вине торчала тут, как дура, и кляла себя за то, что едва человека хорошего не подставила. Дыхание получше послушать поленилась. Пульс не глянула. Не капнула на губы «синькой». И теперь лихорадочно гадала, как бы успеть с неудобной соперницей побыстрее, чтобы этот герой тут некстати не загнулся.
А потом кахгар качнулся вперед на широко расставленных шагах. Низко, предупреждающе зарычал. Пригнулся, чуть присев на задние лапы. И…
Все посторонние мысли тут же выдуло у меня из головы.
Когда Тварь прыгнула, никакой Галины Чернышевой и никакой девушки по имени Гайдэ перед ней уже не было. На месте остался только Гай. Охотник. Воин. А вместе с ним – четыре мстительно прищурившие Тени, без раздумий слившиеся с ним в единое целое.
Я больше не видела ничего вокруг, кроме горящих во тьме багровых глаз. Не слышала ничего, кроме ровного стука ее несуществующего сердца. Для меня не осталось в этом мире ни тревожно замершего демона за спиной, ни делающего свои последние вздохи смельчака в изжеванных доспехах. Ни логова. Ни ночи. Ни даже собственных чувств. Только ровное спокойное дыхание схватки. Только мерное биение невидимого сердца. Только тихий гул бегущей по венам крови. И только ледяное спокойствие, которое не поколебала бы ни одна буря.
От первого прыжка кахгара я, заученным движением опустив один клинок и чуть развернув корпус, увернулась. Попутно попробовала силы, попытавшись распороть ей брюхо, но неудачно – сталь только обиженно звякнула о хитиновые пластины в паху и тут же отскочила, отдавшись в плече неприятным нытьем. Если бы я наносила колющий, а не рубящий и скользящий удар, то плечо, наверное, вывихнула бы сразу. А так – только поморщилась и мгновенно развернулась, готовясь снова ловить противницу на клинок.
Со стороны, наверное, казалось, что мы застыли, раздумывая над тем, как бы получше достать друг друга. И, возможно, по отношению к Твари это даже было бы верным. Я же не думала ни о чем. Да и незачем: схватка никогда не течет так, как ты ее планируешь. По крайней мере, схватка с Тварями. Поэтому приходилось ловить момент и ждать удобного случая.
Кахгары, как верно сказал Ас, почти неуязвимы в своей прочной хитиновой броне. Пробить ее обычным мечом фактически невозможно. Быть может, адарон тут еще мог бы справиться, но где его взять, этот редкий металл? Вот и вынуждало его отсутствие выискивать крохотные щели в сочленениях чужого панциря, как если бы передо мной стояла на Тварь, а закованный в танковую броню средневековый рыцарь.
«У нее уязвимы только суставы, – пришла из глубины чья-то спокойная мысль. – Сперва обездвижить. Остановить. Потом – добить».
Я мысленно кивнула: план действий был прост, как дыра в подвале. Проблема в другом – как поймать Тварь на неловком движении, если она двигалась не в пример быстрее меня?
Кахгара же подобные проблемы не волновали: наметив, наконец, цель, он так же непринужденно пригнулся и снова прыгнул, на этот раз пытаясь сбить с ног и свалить не землю, чтобы потом без помех разорвать острыми когтями.
Хрен тебе, жук-переросток.
Я снова увернулась и еще раз попыталась пробить его броню.
Мимо… что ж, один-один. Начнем снова?
Тварь глухо зарычала и прыгнула в третий раз. Теперь – уже в полную силу и так быстро, что увернуться я уже не успела. Говорю же – шустрая, сволочь. Потому что не только успела толкнуть меня боком, не только заставила пошатнуться и торопливо отпрыгнуть, но когтем сумела чиркнуть по животу, в один момент располосовав тяжелую броню и едва не добравшись до брюха.
«Соберись!» – напряженно велел мне шейри, с тревогой следя за тем, как мы затанцевали друг вокруг друга.
Тварь то и дело пыталась атаковать. Ее, кажется, нисколько не утомляли эти безумные прыжки. Ее не смущал мой рост, доспехи, мечи, которые раз за разом пробовали пробить ее кожу. Ее не остановил даже мой единственный успех, когда каким-то чудом удалось достать по правой передней лапе, подломив ее в суставе, но при этом (тяжкий вздох) поплатиться слетевшим от встречного удара шлемом и набухающей на затылке шишкой.
Нет, долго я так не выдержу…
Однако страха, что удивительно, по-прежнему не было. И ощущения собственного бессилия – тоже. Это был просто бой – рваный, неправильный, полный постоянных уверток и подножек бой, в котором кахгар чувствовал себя явно увереннее, чем я.
– Беги… – в третий раз прошептал очнувшийся на миг Хас, когда рев раненой Твари своим неистовством ненадолго вырвал его из забытья. Но этот миг прозрения длился недолго – едва увидев, как возле самых его ног рвут землю острые когти, а гибкий хвост сбивает с песчаного склона крупные камни, он снова уронил голову и больше не шевелился.
Я сжала зубы, чувствуя, что постепенно уступаю, и с раздражением смахнула с лица длинную светлую прядь. Вот зараза… без шлема мне будет труднее. Да и волосы лезут в глаза… тьфу… если выживу, под корень обрежу. Надоели. Хотя нет. Если выживу, то оставлю. Так интереснее играть. Но в такую тугую косу их заплету, что больше никогда уже не забалуют.
Я тряхнула гудящей головой, в которой от мимолетного удара до сих пор звенели все колокола моей далекой родины, мельком покосилась на раненого и едва не пропустила новый прыжок. Поспешно отпрянула, закрылась, пригнулась, пропуская над собой когтистую лапу. Пошатнулась от внезапного толчка в грудь. Сдавленно охнула, когда кахгар насел снова. Попятилась, неистово отмахиваясь от него всем, что только было. Но почти сразу глухо выругалась и с досадой проводила глазами выбитый из руки меч.